До войны единственная радиоточка в деревне Каменка находилась в доме связиста из Узды. От него и узнали сельчане о нападении фашистов.

Несколько раз в день через вывешенный на стене динамик передавалось это тревожное известие. Люди слушали, плакали, отходили, на их место приходили другие.

Среди таких слушателей была и семья Петра Адамовича и Елены Иосифовны Глебко. Хозяин работал бригадиром в колхозе. Подрастали трое детей. Старшему, Михаилу, было девятнадцать лет, Нине-пятнадцать, а Женьке всего шесть.

Многое запомнилось из довоенной жизни, — вспоминает Нина Петровна Малашевич, жительница деревни Старые Морги. — Дети помогали родителям. Я сначала гусей пасла на выгоне, подросла – свиней доверили. Возле дома много работы было. И училась. Начальная школа в Каменке располагалась в бывшем барском здании. В пятый класс в Литвяны пошла. Закончила семь классов – а тут-война…

Еще накануне лихолетья Миша поехал учиться в Минск в военную школу. В июне 1941 года это учреждение эвакуировали куда-то на Урал. Три тревожных года родственники не имели от него никаких известий, думали, что где-то погиб. И только после освобождения Беларуси пришло первое письмо-треугольник. Получив его из рук почтальона, Нина с плачем (неужели похоронка?) побежала показать письмо матери, которая работала возле Маковищ. Однако там было радостное известие: Михаил жив-здоров, добивает фашистов на территории Германии, потом домой вернется. Да не скоро вернулся. После победы продолжал службу за Уралом, переболел пневмонией. Приехал в Каменку в звании капитана на отдых, с будущей женой. С ней и вернулся на службу.

А в Каменке продолжалась жизнь в оккупации. Немцы появились в деревне на третий день войны. Приехали на мотоциклах со стороны Негорелого. Пили воду, собирали яйца, масла, другие припасы. Пока прошел фронт, и позже, опасаясь бомбежек, многие жители прятались в вырытых землянках. Петр Глебко сделал надежное укрытие-потолок укрепил бревнами, хорошим слоем песка. А фашисты часто наведывались. Из Узды. За едой, а еще из бывших советских оборонительных укреплений собирали колючую проволоку, которую, говорили, использовали для оснащения окопов вокруг своей комендатуры в райцентре.

Вскоре в лесах вокруг города появились партизаны. Пошел к ним Леонид Пушкарчук из их деревни. Одноклассник Нины Саша Шибко также пополнил отряд мстителей. Да кто – то подсказал об этом оккупантам-приехали, забрали всю большую семью в райцентр, расстреляли.

Люди помогали партизанам. Им нужно было много белого полотна, брали и большие белые платки – говорили, для маскировки среди снега. Один из лесных ночных гостей заметил в доме Глебки красивые синие галифе военного кроя, которые хозяин купил накануне войны. Пришлось отдать. Только за один день сменили деревенскую прописку на лесную около пятидесяти коров, много овец. Некоторые из них через несколько дней убежали, вернулись к прежним хозяевам, а семья Глебко рада была, когда от оставшихся немногочисленных животных передаст кто баночку сыворотки. Спрятанного в землю зерна хватило ненадолго. Уже в первую позднюю военную осень пришлось собирать в поле шишки, чистить кожуру, нарезать на ломтики и сушить. А весной искали первый щавель.

Петра Адамовича как одного из более молодых мужчин (за 40 лет) и неплохого хозяина хотели назначить старостой, да тот всячески уклонялся, прятался. В конце концов этот пост занял Василий Ермак. После освобождения за сотрудничество с захватчиками его осудили и выслали. Спустя много лет вернулся в родные места.

Однажды заехали в Каменку на лошадях двое полицаев из Узды, один из них каким-то начальником был. В это время в деревне находились партизаны. Одного из приезжих застрелили, второй успел вскочить на лошадь и убежать. А через несколько часов немцы окружили село. Боялись люди, что могут и деревню сжечь, и всех пострелять. Но в защиту выступил тот уцелевший немец. Он заявил, что это не местные партизаны были, а приезжие, в деревне таких нет.

Долго обсуждалась в окрестностях трагедия недалекой деревни Литовец. Особенно-судьба молодой женщины Веры. Ее семья (мать и двое детей) были в Каменке, прятались в подвале. Отца застрелили. Спустя некоторое время Вера, не зная, что фашисты еще там, пошла в дом посмотреть, что с папой. Переступила порог — как выстрел. Пуля попала в горло. Подожгли дом, нацисты ушли. Девушке удалось выползти до того, как обвалился потолок. Несколько суток просидела в землянке, потом каким-то образом добралась до Каменки. Пришлось лечиться. Встала на ноги, но говорить почти не могла, только сипы слышались из горла. Поселилась Вера с двумя маленькими детьми в доме на окраине деревни. Прошло сколько времени. Опять пожаловали в деревню фашисты. Собрали дань, уезжая, уже за последними домами, один из них просто так стрельнул из автомата в сторону населенного пункта. Вера была во дворе. Несколько разрывных пуль попали ей в грудь, плечо. Так нелепо, однажды спасшись от смерти, женщина погибла. Ее детки после войны попали в детский дом.

Ужасным воспоминанием на всю жизнь осталась для Нины Петровны и такая ситуация. Была весна последнего года войны на территории Беларуси. В Зеньковичах стояло подразделение “черных татар” (так называли в околицах карательный батальон СС Дерливангера, укомплектованный из крымских татар, карачаевцев, людей других национальностей, отличавшихся особой жестокостью).

Я была в доме одна, — рассказывает Н. Малашевич. — Отец обгонял картошку за деревней, а мать к соседям вышла. Утром же я вздремнула. Проснулась от криков на улице. Кто-то крикнул: татары девушек хватают. Взглянула в окно, вижу, что несколько человек направляются в дом соседей. Там жили две девушки, молоденькие еще. Их и забрали. А еще молодую учительницу из середины села. Повели их в сторону Жирмонов. Там был выгон. Тут и случилась беда. Звери в человеческом облике начали издеваться над девушками. Учительница, которая была чуть старше подруг по несчастью, стала оказывать сопротивление. Ей удалось вырваться из рук мерзавцев. Побежала через молодую рожь. Носильщики догнали. Стали ломать руки, ноги, а в конце концов зарезали кинжалом. А двух сестер, изнасиловав, отпустили. Вся деревня жалела учительницу. Похороны ее превратились в полумолчный, только с плачем, протест против зверства фашистских приспешников. Что интересно, при этом молча присутствовал один из полицейских начальников из Узды. Когда пришла Красная Армия, вели через деревню пленных немцев, отец той учительницы хотел отомстить, бросался с кулаками на оккупантов, да его не допустили к самосуду…

Прогнали гитлеровцев из Беларуси. Нина Глебко с подругами Аней Сачик и Ниной Бессараб поехала в Минск, поступила в учительский техникум, располагавшийся на улице Фрунзе. Да учить детей Нине Петровне не пришлось. Через несколько месяцев познакомилась с военнослужащим, приехавшим на побывку, неожиданно для подруг и родичей выскочила замуж, вернулась в деревню. А через месяц муж поехал служить дальше, в Германию. Поехал и … пропал. А в 1946 году Нина родила сына Валентина. Одна его растила. Окончила плодоовощную школу в Лошице. Работала по полученной специальности в Смолевичском районе.

Домой вернулась в 1952 году-брат Михаил позвал, помог устроиться заведующей Войковского сепараторного пункта, от молочного завода. Сошлась с бывшим фронтовиком Семеном Малашевичем, который вернулся с войны инвалидом, без руки. Сначала жили у его матери в Старых Моргах, а в 1957 году построили собственный дом. Один за другим родились четыре сына. Все они живут в нашем районе, радуют бабушку (Семен Григорьевич умер, с ним полвека прожили), привозя по очереди 9 внуков, 16 правнуков и праправнучку. А Нина Петровна до пенсии и телятницей в Ануфрово поработала, и продавцом в магазинах своей деревни и в Хоромицких. В апреле женщине исполнилось 94 года.

Виктор СОБОЛЕВСКИЙ