О подвиге партизанского разведчика М. Ларина и его юного адъютанта М. Казея известно давно. Об этом рассказывают книги, художественные и документальные фильмы. Некоторые новые данные недавно довелось услышать от очевидца тех страшных событий, 92-летней жительницы деревни Хоромицкие Галины Александровны Шидловской.

Галя родилась за шесть дней до Нового, 1928 года. Чуть позже в семье Александра Николаевича и Надежды Алексеевны Гулак появилась еще одна дочь, Лёдя. Здесь, в Хоромицких, Галина закончила три класса начальной школы. Мало что помнит она с довоенных лет: помогала дома родителям, которые ходили на работу в полеводческую бригаду колхоза, училась. Не очень дружила с математикой — не удавалось решать задачки, умножение-деление столбиком. Иногда приходила на помощь Татьяна Филипчик, мамина двоюродная сестра. Она работала в колхозной конторе, или не счетоводом, с ее помощью девочка успешно справлялась с домашними заданиями.

С военных времен запомнилось больше, но во время нашей встречи Галина Александровна сосредоточила свои воспоминания именно на тех нескольких днях в начале мая 1944 года, которые уже вот столько десятилетий привлекают внимание и местных краеведов, и столичных историков, и зарубежных исследователей того знакового в годы Великой Отечественной войны события. Женщина была очевидцем жуткой расправы над партизанскими разведчиками и семьей односельчан.

В документе “Справка о карательном батальоне Дирлевангера”, хранящемся в архивах комитета госбезопасности БССР (ныне – Республики Беларусь) записано: в этом батальоне служили крымские татары, карачаевцы, люди других национальностей (всего около тысячи человек), которые отличались чрезвычайной жестокостью. 11 мая 1944 года каратели совместно с полицаями (около 500 человек) «..выезжали в партизанскую зону в деревню Хоромицкие, где ими были убиты начальник разведки партизанского отряда им. К. Рокоссовского Ларин, его адъюдант, связной партизан Виктор Кухаревич, семья Лиходиевского из семи человек и еще одна женщина, фамилия которой не установлена”.

А вот что вспоминает Галина Шидловская:

Наша семья жила в поселке, недалеко от леса. Немцы окружили деревню неожиданно. Я сидела у окна и наблюдала. Михаил Ларин, узнав об опасности, пытался убежать в сторону леса. Выскочил из-за бани, а навстречу ему от леса двое на лошадях, с автоматами. Ларин рубанул по ним, не прицеливаясь. Те спрыгнули с лошадей, начали отстреливаться. Услышал разведчик выстрелы и с другой стороны. Его ранило. Рядом не было надежного хранилища, только лужа. Еще несколько вражеских пуль попали в цель. В отчаянии, тяжело ранен, Ларин отстреливался, но его пули летели в песок чуть впереди… Когда все затихло, каратели осторожно стали подходить, боялись, что тот еще жив. Позже партизаны забрали его, похоронили в деревне Чемеричное, в лесу, недалеко от которой стоял их отряд…

Марат Казей пытался вырваться из окружения вместе с Татьяной Филипчик. Ее муж был в том же партизанском отряде. Выбежали, а спрятаться тоже негде – голые кусты. Потом они исчезли из поля зрения, что было видно из окна… Через некоторое время Александр Гулак, отец Галины, опасаясь, вышел на окраину деревни, где велась стрельба. Фашистские приспешники издевались над убитой. Остались сиротами двое ее детей. Чуть поодаль нашел ремень, некоторые из сельчан признали, что такой был у Марата Казея. Обстоятельств гибели самого пионера-героя Галина не видела.

Награбленное в Хоромицких имущество (зерно, другие продукты питания) оккупанты приказали на лошадях отвезти в Узду тем мужчинам, что оставались в деревне. Такими оказались Александр Гулак и 46-летний Иосиф Лиходиевский, отец пятерых детей. Лиходиевский вез кладь на коне Ларина, который перед трагедией остановился в его дворе. И надо же было такому случиться: в райцентре его встретил полицай, который раньше был среди партизан, но предал Родину, перешел на сторону оккупантов. Он опознал рысака Ларина.

И вот фашистские прислужники гонят Иосифа Лиходиевского обратно в деревню. Остановились перед его домом.

Дальше я из окна кое-что видела, — рассказывает Галина Александровна. — Хозяин стоял перед домом, полицаи что-то кричали, размахивали руками. Потом-выстрел. Иосиф Максимович упал. Его пятнадцатилетний сын Женя нес в дом седло, пуля догнала его во дворе. Хозяйка, Анастасия Федоровна, в отчаянии побежала под сарай. Автоматная очередь — и женщина упала. Некоторые полицаи увидели за постройками корову, погнались за ней. Слышны были выстрелы и из дома. Видя все это, словно в страшном кино, я стала просить: «Мама, убегайма, там людей стреляют!»

Когда все затихло, каратели, полицаи ушли, соседи стали потихоньку собираться к дому Лиходиевских. Жуткая картина расправы предстала перед их глазами. Кто-то из детей лежал подстреленный на полу, младшую дочурку Марийку пуля застала за столом с кусочком хлеба в руках…

На памятнике на деревенском кладбище выбиты имена всех членов уничтоженной семьи: Иосиф Максимович Лиходиевский, 1898 года рождения; его жена Анастасия Федоровна, 1905; сын Евгений, 1929; дочь Алла, 1931; Фаина, 1934; Валентин, 1937, Мария, 1941…

Из немногих прежних воспоминаний военного времени вспоминаются Галине Александровне моменты, когда односельчане наблюдали за отблесками в небе во время бомбежки фашистами околиц и села Глинки; как в течение свыше суток гремела окрестность – продолжался Лавский бой; как боялись жители Хоромицких неожиданного наскока фашистов, после чего молодежь вывезут на принудительные работы в Германию – у каждого подростка, девушки наготове была сумка с небольшим запасом одежды, припасов; как жили семьями в лесу, в землянках, и, наконец, как пришла наша армия-освободительница.

В июле 1944 года ушел на фронт Александр Гулак. Пошел, чтобы не вернуться. Жена, дети, не подождав ни письма от него, ни сообщения о ранении или пленении, стали беспокоить военкомат, инстанции в Минске, и наконец пришло подтверждение, что их муж, отец погиб и похоронен на территории Польши.

Тяжелой была послевоенная жизнь без мужских рук. Зимой Галина ходила в школу в Слободу, летом – работала. Мама научила рвать, стелить лен, вместе под лопату картошку садили. Но пока подождали своего урожая, пришлось не раз сходить на поле под Ануфрово, чтобы насобирать прошлогодних пышек. И вкусными были те лепешки, блины. А когда соседка Зина Бурачкова угостит оладьями из тех же пышек – в общем объедение. Мама сходила в Узду, принесла пуд ржи, можно хоть постный бульон сварить. Когда стала приезжать обычная картошка, без всяких приправ, придумала мама такой «деликатес»: растирала подсушенное зерно мака, толкла с отваренной картошкой, и такая каша была куда вкуснее.

После школы была возможность поехать в Минск, но Галина пожалела мать, осталась с ней. Вместе со взрослыми работала в колхозе. Косила с женщинами, только кто-то из мужчин косы клепал. Научилась пахать.

Однажды оборвали картошку, — вспоминает. — Дед ведет лошадь, а я за плугом иду. Плуг тупой, раз за разом выпрыгивает из борозды. Села и плачу. А неподалеку парень моего возраста играет, не работает. Дед сочувствует: ничего не поделаешь, надо работать, пошли потихоньку. И мешки тяжелые с картошкой или зерном таскала с Надей Михасевой на воз или машину, из машины – в сеялку. Гектарные участки свеклы палола и на ферме поработала…Обидно было и потому, что на протяжении многих лет вдова и ее семья не ощущали никакой поддержки. Тем, кто вернулся с фронта, имел удостоверение Партизана, были и почет, и материальная помощь, и юбилейные медали…

Виктор СОБОЛЕВСКИЙ