Напоминанием о Великой Отечественной войне стала для Тины Шавель отправка сына Александра через месяц после призыва на армейскую службу в Афганистан. Письма оттуда приходили через месяц-два, и каждый раз думалось: вдруг за это время постигнет сыночка пуля…

Почему родители назвали девочку таким необычным для наших мест именем Тина, она не знает. В семье жителей деревни Низок Виктора Константиновича и Стефаниды Максимовны Махнач было восемь детей (шестеро родились до войны, двое — после), и у всех остальных имена привычные: Зина, Лева, Тома, Толя, Гриша, Леня, Саша. Зина появилась на свет в 1924 году, Гриша — через двадцать лет, Тина-в мае 1929-го. Так записали в Метрике. Может, это просто сокращенное от Валентины. Такое имя никак не повлияло на ее судьбу. Жизнь женщины, можно сказать, было типичным для ее поколения, поколения детей войны.

Довоенная жизнь жителей деревни Низок мало чем отличалась от их соседей. Да, знали, что их земляками были знаменитые мастера белорусской литературы Павлюк Трус и Кондрат Крапива, но большинство низовчан все же работали на земле. Ходила в колхозную бригаду и мать Тины. А вот отец был интеллигентом-работал учителем. Конечно же, он хотел, чтобы и дети получили надлежащее образование. Но, чтобы прокормить такую семью, прежде всего нужно было заниматься физическим трудом.

И Тина свои детские годы вспоминает в первую очередь не с играми-забавами с ровесниками, не с поездками в райцентр или столицу, а с работой. Нередко сегодня встает в памяти такой рисунок. Июнь. Зной. На небе ни облачка. Хочется на речку сбегать или просто в теньке посидеть, почитать, да нельзя-мама, отходя на работу в колхоз, сказала до ее возвращения прополоть грядки в огороде. Сначала, с утра, дело, кажется, быстро двигалось-метр за метром освобождала культурные растения от соседства с лебедой и березкой. Да солнце поднималось выше, жгло даже через платочек, и молоденькая спина от многочасового пребывания в одинаковой, полусогнутой позе начинала болеть. Остановится на минутку маленькая хозяйка, о чем-то задумается, а потом, взглянув на далекий еще конец грядки, понимает, что никто за нее эту работу не сделает…

Читала вечером. Читала зимой. До войны окончила начальную школу в Низке. После войны еще четыре года училась в Присынке. И ее восьмиклассного образования хватило, чтобы работать на должностях, на которые сегодня берут после окончания университетов. Да это было позже.

В июне 1941 года мирный труд и учебу прервала война. Как только узнали о вероломном нападении фашистов на страну, Виктор Константинович (он был членом партии) не стал ждать приглашения в военкомат, всеобщей мобилизации, сразу же закопал во дворе книжки, другие важнейшие бумаги, документы и пешком направился в райцентр. И долгие четыре года Стефанида Максимовна ничего не знала о его судьбе. Некоторые соседи считали ее вдовой, советовали присматриваться вокруг и пригласить в дом мужчину, который помог бы поднять на ноги детей. Да, во-первых, свободных и достойных к физическому труду мужчин в те годы просто не было, а во-вторых, она не хотела верить в худшее, пока не получит официальных письменных сведений о смерти, не услышит страшную новость от очевидцев.

Дом Махначей стоял на окраине Низка. Не удивительно, что сюда нередко заходили гости, ожидаемые и незваные. Как сейчас помнит: в полдень переступили порог двое оккупантов. Попросили молока (до войны держали корову, свиней, кур). Женщина дала другу горшочек. Тот стал пить, белые струйки потекли по бороде, шее. Дети с интересом и удивлением поглядывали на это. Вдруг тот немец, что стоял рядом и был чуть старше первого, что-то быстренько загергекал по-своему (старшая дочь Зина, изучавшая немецкий язык в школе, поняла только одно слово — ”киндер»). Первый перестал пить, поставил наполовину опорожненный горшочек на стол, и гости покинули дом.

Постоянно немцы в Низке не стояли, но часто наведывались из Узды. Нередко, чтобы взять для своих нужд лошадей вместе с их хозяевами (если были такие мужчины, не совсем старые) и завезти награбленное в этой или соседних деревнях в райцентр, что-то другое перевезти. Были случаи, когда лошади затем возвращались к своим хозяевам, но чаще бесследно исчезали. А как в деревне без лошади? Оккупационные власти разделили бывшую колхозную землю. И Махначи получили три участка. Без мужских рук непросто было их обработать. За плуг становилась мать или старшая дочь, остальные, не умея особо, вели коня. Сколько невидимых издалека слез, неслышимых проклятий в адрес фашистов при этом прозвучало!

Когда сейчас услышу, как кто начинает жаловаться на плохую жизнь, на те или иные трудности, — скрывая незваную слезу, что пытается пробиться через веки на морщинистое лицо Тины Викторовны, рассуждает женщина, — хочется крикнуть: “Люди, не знали вы настоящего горя. Пожили бы вы в войну!”

Как свое личное горе восприняли низовчане такой трагический поступок. Немцы с полицаями ходили по деревне, собирали дань. В одном доме из взрослых никого не было, только стоял в кресле-ходунке ребенок, который еще ходить не умел. Недовольные, что ничем поживиться не удалось (наученные горьким опытом, сельчане ничего из еды, более-менее ценного из одежды на виду не оставляли), немцы развернулись, чтобы покинуть дом. А в это время один из полицаев свою злость проявил таким образом: пустил в младенца автоматную очередь.

Знали люди о зверствах фашистов в окрестных деревнях. Еще большая ненависть, а не только страх, появилась в сердцах многих после того, как те сожгли вместе с жителями деревню Островок, что расположена неподалеку, через реку Усу. Долго обсуждали и Лавский бой, в котором погибли многие знакомые, включая молодых парней. Некоторые ожидали, что подобная судьба может ждать и Низок, ведь и отсюда многие были в партизанах или помогали им. Позже причиной того, что подобное не произошло, горожане посчитали тот факт, что жила в их деревне молодая и красивая девушка, имевшая гешефты с некоторыми немцами, их командованием. А Стефанида Махнач долгие годы после войны предполагала, что их семью спасло от уничтожения (как же, муж – партиец, сражающийся против фашистов на фронте, а таких в то время немцы и их прислужники знали) ее знакомство с женой местного старосты. Да и сам староста помогал многим жителям деревни.

Закончилась война. Радостной для всех была эта весть, а для семьи Махначей не менее приятной и вторая – вернулся домой хозяин! Нелегкими фронтовыми дорогами прошел Виктор Константинович, закончил войну под Кенигсбергом. О его боевых заслугах свидетельствовали несколько орденов и медалей.

Начались непростые послевоенные будни. Тина ходила в школу, после занятий-на колхозные работы. Мать варила животным еду на свиноферме, а старшие дети сено сгребали, лен рвали, поднимали, на терницах терли, свеклу пололи. Несколько раз пешком ходили в Узду, чтобы продать десяток-другой яиц, масла, другое с приусадебного участка и хоть какую копейку заполучить для хозяйственных нужд. В колхозе денег не платили, а отцовского учительского заработка на большую семью не хватало.

Некоторое время семья жила в доме при школе в Старых Моргах, куда перевели на работу В. Махнача. Потом его назначили секретарем Колхозной партийной организации, целыми днями не заявлялся дома, нередко и далеко за полночь возвращался домой после партсходов, других общественных мероприятий. Часто приходилось ему и в Сельхозтехнику, Узду ходить по служебным делам.

Тине Викторовне предложили работу счетовода в колхозной конторе-как же, восемь классов закончила. Вышла замуж за механизатора Григория Шавеля, родила двух сыновей. В конце пятидесятых годов перебрались в райцентр. Муж стал работать грейдеристом в ДЭУ, она-специалистом по начислению пенсии в райсобесе, позже — счетоводом в райпо. Долгое время жили на съемной квартире, где все удобства на дворе, потом в домике по улице Интернациональной, а когда его снесли, получили квартиру на Школьной.

Виктор СОБОЛЕВСКИЙ