Молодость в неволе: о принудительных работах в Германии рассказывает Нина Василевская
Брат Петр пропал без вести, роя окопы при подготовке к оборонительным боям на подступах к Смоленску. На пять лет разлучила Нину война и с братом Алексеем. Отца не стало незадолго до наступления фашистов, а сама девушка почти всю войну провела в Германии.
Четыре года уроженка Смоленщины провела на принудительных работах в Германии, а теперь бабушка доживает свой век в нашем райцентре.
До войны семья Кандрашковых жила на хуторе вблизи райцентра Рудня Смоленской области. В колхоз вступать не спешили — не хотел хозяин прощаться с нажитым нелегким трудом имуществом. Из шерсти, овец они держали при доме, хозяин шил дубленки, другую одежду, и этой зарплаты хватало на жизнь.
Но представители советской власти все настойчивее требовали вступать в колхоз. Один раз отказался, второй, а потом пришли активисты и по бревну разобрали дом. Упорный единоличник с сыновьями собрал его на прежнем месте. Да партийцы повторили экзекуцию. Больше хозяин рисковать не стал, ведь и в Сибирь можно было попасть. Перевезли бревна до ближайшей деревни Мервино, там, на окраине, стали строиться. После работы под осенними дождями мужчина заболел и вскоре умер.
В нашей семье было семеро детей, я была младшей, — рассказывает 94-летняя Нина Архиповна. — Но войну встретили только трое, остальные умерли маленькими. Накануне активных боевых действий старший брат Петя, ему 22 года было, ходил копать окопы, домой приходил с кровавыми мозолями. Работали и во время бомбежек. После одной из них домой брат не вернулся. Его искали, опрашивали очевидцев, но никаких следов обнаружить не удалось. Так и считается пропавшим без вести. А второму брату, Алексею, 1923 года рождения, вместе с группой колхозников поручили отогнать общественных коров подальше от фронта, на восток, в сторону Смоленска.
Тяжело бабушке вспоминать, говорить. Горькие воспоминания часто прерываются слезами. На помощь приходит дочь Татьяна Михайловна, тоже уже пенсионерка. Вместе воссоздают в памяти эпизоды почти восьмидесятилетней давности.
Тяжелая судьба постигла деревню Мервино. Первый раз немцы подожгли ее в июле 1941 года, когда шли на Москву. Потом, во время бомбежек, жильцы убегали из уцелевших домов в лес. А более кровавая трагедия произошла во время наступления нашей армии. Немцы готовили вторую линию обороны, готовясь к бою с частями Калининского фронта. Людей повыгоняли из домов, восточную часть деревни, где было еще около ста домов, подожгли. Сельчане, пожилые и дети, успели спрятаться в бане, недалеко от речки. Но фашисты узнали об этом, забросали здание гранатами. Кто оставался живым и пытался выскочить из того ада – расстреливали… сегодня о месте трагедии напоминает скромный памятник.
Семья Кондрашковых некоторое время вместе с другими погорельцами жила в здании школы, уцелевшем после первого пожара. Многие, включая шестнадцатилетнюю Нину и ее мать, заболели тифом. Небольшими были надежды, что поправят здоровье, но все же выжили.
Только становилась Нина на ноги, как новая беда постигла.
Как-то наскочили в деревню немцы, согнали всех молодых людей (а таких на то время здесь было девять человек), объявили: поедете в Германию. Многое обещали, но «сладкая» жизнь началась уже в пути. Нас, многих других невольников из окрестных деревень и городов, загрузили, словно стадо скота, в вагоны. Тесно, яблоку негде упасть, приходилось постоянно стоять, было душно. Очень хотелось пить, кушать и спать. Несколько суток так ехали.
Попала Нина с другими заключенными к бауэру в Восточную Германию. Разместили их на ферме, приходилось и работать, и спать рядом с животными. С восходом солнца конвоиры разводили людей по разным участкам работы. По дороге не позволяли даже на шаг отступить в сторону от дороги, при попытке повернуть голову «угощали» прикладами в спину. Младшие, ослабевшие от непосильного труда, недокорма, падали. За это-очередная порция порки. А кормили нас дважды в день-перед отправкой на работу выдавали миску баланды и такую же порцию вечером. Ощущение голода сопровождало все время. Казалось, сжимался желудок, кружилась голова. Но проходило время, и боль утихала. Постепенно и малые, и старшие привыкли к голоду.
Нина была маленькая, хрупкая, но работала наряду со всеми. Наверное, помогло то, что с детских лет была приучена к физическому труду. На всю жизнь запомнилась ей, как убирали у бауэра свеклу. Уже наступили заморозки, а их вывели в поле без рукавиц. Так, хукая на руки, посиневшими пальцами вырывали замерзшие в почву корнеплоды, сбрасывали в кучи…
Через некоторое время узников, опять же словно то животное, отвезли на рынок. Кандрашкову и еще нескольких бесплатных работников выкупила женщина для работы в ее домашнем хозяйстве. Здесь было легче. Муж и сын этой фрау были на фронте, поэтому она хоть немного сочувствовала пленницам с востока. У Нины появилась отдельная кладовка, лучшим стало питание. Однажды девушка упала с чердака, сильно подралась. Немка лечила ее, давала больше еды, даже в храм ходила молиться, чтобы поскорее поправилась.
Вернулся домой демобилизованный раненый на фронте сын хозяйки. Выполняя другие домашние обязанности, Нина не отказалась почистить ему сапоги. Сделала это так тщательно, что они заблестели, словно новые. Обрадованный мужчина решил отблагодарить служанку тем, что … нацепил ей на шею колечко домашней колбасы. Да девушка не спешила ее есть, чтобы фрау не посчитала, что она украла. Подождала, когда та вернулась домой, показала. После этого поступка доверие к невольнице возросло, до окончания войны она чувствовала к себе более-менее благоприятные отношения.
Пришло время освобождения. Сначала слышались дальние взрывы, а потом и наши войска появились. Однажды немка объявила невольникам: война окончена, они могут идти куда захотят. Нине подсказала, в каком направлении быстрее можно попасть к советским подразделениям. Сколько шла-не помнит, и в конце концов попала к одной из наших частей. Здесь ее долго допрашивали (кто, откуда, не по своему желанию сюда приехала), хотели даже на другое заключение отправить. Да все же после фильтрационной проверки отпустили, выдав на руки справку о принудительном заключении. Эта справка и помогла девушке добраться до родных мест.
А дома сожженная деревня. Узнала Нина, что неподалеку находится воинская часть, куда набирают рабочих в подсобное хозяйство. С помощью выданной в неволе справки устроилась на работу. Сразу же определили место для ночлега, выдали паек. Отнесла его домой, поделилась с матерью.
Воинская часть, а с ней и Нина, отправилась на Запад. Победу встретили в Кёнигсберге. Сколько радости было-обнимались, целовались даже с незнакомыми. Тут же встретила и своего будущего мужа. Михаил Василевский, белорус, работал в воинской части, которая строила разрушенные войной мосты. Такой работы хватило еще на несколько послевоенных лет. С разрешения начальства переехала в Кёнигсберг мама. Тут же объявился и брат Алексей.
В Беларусь, к мужниному брату Степану, который жил в городке Каменец, что под Брестом, переехали в 1948 году. Михаил стал работать литейщиком на заводе, а когда это производство остановили — кузнецом вплоть до пенсии. А Нина устроилась уборщицей в швейном ателье. Работала утром или вечером, а днем, кроме зимы, ходила на сезонные работы в пригородный колхоз. Там и прожили почти всю жизнь.
Сейчас Нина Архиповна живет у дочери Татьяны, которая с 1982 года после окончания пединститута осталась учительствовать на Узденщине. Желанная гостья бабушка и в семьях двух других дочерей (сына не стало год назад), а еще ее богатство – восемь внуков, одиннадцать правнуков и праправнучка. Когда-то научившись шить, вышивать, вязать, сделала она для родственников не одну обновку, которые и сегодня радует глаз.
Виктор Соболевский, Сергей Шарай (фото)
